Квартирный вопрос до революции

Квартирный вопрос до революции По данным полиции, в конце XIX века в Петербурге жильё арендовало от 93% до 96% населения города. В собственных домах жило лишь от 3% до 5% населения северной столицы (это не только квартиры домовладельцев и дворников, но и одно-двухэтажные деревянные дома на городских окраинах, которые в Петербурге еще в конце XIX века составляли половину всех городских зданий). А 2-3% жило в «казённых» домах, то есть, в домах, принадлежавших учреждениям, предприятиям, институтам и предоставляемых высшим служащим бесплатно. Владельцами больших доходных домов в подавляющем большинстве были физические лица. Большинство петербуржцев - за исключением очень богатых и очень бедных - меняли квартиры практически ежегодно. Весной из них съезжали, вывозя семейства на дачу, а осенью снимали новые. Состоятельные горожане могли позволить себе сохранить за собой квартиру на лето, а малоимущие не снимали дач. Дача была экологична - хотя такого слова еще не придумали, окружавшие центр города плотным кольцом заводы и канализационные стоки, сливавшиеся прямо в воду (отчасти поэтому, например, идея засыпать Екатерининский канал, ныне Грибоедова, кажущаяся сейчас кощунственной, тогда была вполне популярна), гнали горожан на природу. Но, главное, дача стоила дешевле квартиры среднего петербуржца даже с учетом ежедневных поездок на работу и обратно главы семейства. Дачная жизнь Дачная эпопея - важный элемент городской жизни. Сначала надо найти дачу. Никакого booking.com в помощь искателям дач не было. Потенциальные дачники приезжали на станции, где их поджидали крестьяне на телегах - везти показывать сдающиеся дома. Везли, разумеется, к своим. Описание дачной жизни было любимым и самым легким хлебом тогдашних сатириков. «Дачным часам никто не верит. Живут по поездам, по пароходам, по мороженщику и по чиновникам, - писала Тэффи, давая социологический срез петербургских дачников. - Вот длинная улица, упирающаяся в вокзал. На ней – два ряда дач. Перед утренним девятичасовым поездом в одном из окошек каждой дачи появляется встревоженная физиономия и следит. Появилось вдали облачко пыли… – Кто? Кто? – проносится по всей улице. – Нет, это еще только полковник, – спокойно говорят одни. Но рыжий чиновник с кривой кокардой, живущий по полковнику, срывается с места и, прихватив портфель, бежит на вокзал. Завидев его, начинает колыхаться толстый акцизный и, засунув два бутерброда в карман пальто, выползает на дорогу. По акцизному живут два учителя, по учителям – дантист, по дантисту – банковский чиновник, по банковскому чиновнику – студент-репетитор, по студенту – музыкальная барышня, по барышне – конторщик в желтых башмаках, по конторщику – докторшин жилец, по жильцу – господин с двумя мопсами. Раз случилась катастрофа: полковник проспал…» Съезжая с квартиры на дачу, надо было вывозить мебель. Часть ее отправлялась на склады - ждать возвращения хозяев в город. И тут тоже подстерегали опасности. - Послушайте. Я не допущу вас укладывать мебель. Вы пьяны. - Эх, барин, попробовали бы вы из города по шоссе сюда мимо трактиров и пивных ехать, так тоже напились бы. Такой диалог с ломовиком, приведенный в колонке юмора одной из городских газет, судя по частоте шуток на эту тему, был для современников весьма злободневен. Осенние возвращения Осенью надо было обходить дома в поисках квартиры. Сначала объявления о сдаче вывешивались на дверях домов, к концу XIX века появились специальные газеты и агентства. Квартиры показывал дворник, выполнявший функции управдома. Если жилец был небогатым и квартиру искал недорогую - дворовую и на последних этажах - побегать приходилось порядочно. Такая мобильность населения имела свои плюсы: горожане селились в пределах пешеходной доступности места работы. Благодаря этому вплоть до появления трамвая в 1907 году Петербург, насчитывавший к тому моменту более 1,5 миллиона жителей, обходился без системы общественного транспорта. Это расселение имело и еще одно следствие: хотя районы города делились не фешенебельные и рабочие, даже в самых элитных домах были сравнительно недорогие квартиры - во дворах и на последних этажах. Вопреки навеянным ленинградскими коммуналками представлениям о доходных домах как о нескончаемых коридорах с рядами дверей, около половины всех квартир в начале XX века были 1 - 2-комнатными. Арендатор квартиры заключал с домовладельцем договор ничем принципиально от нынешнего не отличающийся. При этом имел право, не спрашивая разрешения хозяина, сдавать отдельные комнаты субаренду. Подписав договор на определенный срок, он должен был оплачивать квартиру, даже если съезжал раньше. Или искать основания для его досрочного расторжения – например, если в соседних квартирах селились публичные женщины, соседство с которыми уважаемый человек позволить себе, понятное дело, не мог. Впрочем, истребовать долг с неплательщика домовладельцу было тяжело. Фактически он мог только наложить арест на находящееся в квартире имущество, так как победа над арендатором в суде в практическом смысле ничего не давала. В последние годы империи жильцы и хозяева квартир стали даже создавать свои профсоюзы - «Общество домовладельцев», «Общество квартиронанимателей в Петрограде» и т. д. Но развиться этот процесс не успел. И для той, и для другой стороны издавались специальные журналы, в которых давались советы, как облапошить друг друга. Хороший угол – от 5 рублей Стоили квартиры в начале XX века от 150 рублей в год (однокомнатная) до 3000 (11 и более комнат). Университетский профессор зарабатывал в год 2000 - 3000 рублей, командир полка — 3000 - 4000, низкоквалифицированный рабочий - 200 - 300 рублей. Престижными районами считались примерно те же, что и сейчас, за исключением Петроградской стороны. Которая до строительства в 1903 году Троицкого моста была из-за своей плохой транспортной доступности глухой окраиной. Помимо платы домовладельцу, квартиронаниматели должны были еще выплачивать в казну квартирный налог, который зависел от стоимости квартиры. Минимальный был 5 рублей в год, а максимальный платили арендаторы квартир, стоивших дороже 6000 рублей - он составлял 10%. Домовладельцы тоже платили такой налог за свою квартиру плюс налог за дом. Барские квартиры от 6 комнат и выше занимали наиболее состоятельные горожане. Квартиры для среднего класса - служащих, людей свободных профессий и чиновников невысокого ранга - в 3 - 5 комнат (стоили 500 - 1000 рублей в год) составляли порядка 40% всего жилого фонда. К началу XX века практически все они были оборудованы водопроводом, канализацией и электричеством. При ухудшении материального положения семья квартиронанимателя могла сдавать одну или несколько комнат в поднаем. Такое ухудшение было вполне возможным, так как эти квартиры пользовались особенным спросом и цены на них постоянно росли. Основную массу, около 37 % маленьких квартир, занимали семьи бедняков. Такие, как в рассказе А. Вербицкой «Поздно»: «Ели на сале, на дачу никогда не ездили, довольствуясь бульваром, жили в крохотной квартирке», или как семейство мелкого петербургского чиновника Таирова из «Волшебной сказки» Л. Чарской: «В задней темной комнате живет сам отец семейства с четырнадцатилетним сыном, его свояченица с двумя его младшими дочерьми спит на кухне. И только старшая шестнадцатилетняя дочь на ночь устраивается на диване в зале». Множество беднейших семейств петербургских обывателей жило в мелких квартирках дворовых флигелей, в мансардах, мезонинах и чердаках. На чердаках жилье разрешалось, но заселялись чердаки менее плотно, чем подвалы. Здесь, в мансардах, жило в два раза меньше петербуржцев, чем в подвалах, — всего 22 тысячи Как отмечалось в отчетах медицинской полиции: «Все чердачные помещения холодные, со следами сырости на потолке». Но не это было самым страшным. Гораздо больше страдали беднейшие семейства от перенаселения своих маленьких квартир. Так, в окраинных районах почти в каждой десятой квартире проживало более 10 человек в комнате. Цифры впечатляют — трудно представить, как могли размещаться десятки человек в одной комнате. И таких квартир по Петербургу насчитывалось более трех тысяч! Изучавшая положение рабочих в Петербурге врач М.И. Покровская писала: «Очень часто у квартиранта нет кухни, где бы он мог приготовить себе горячую пищу. Очень часто в его квартире нет прихожей, где бы он мог оставить грязь, приносимую им с улицы; нет водопровода, который необходим для поддержания чистоты; нет ватерклозета, составляющего необходимую принадлежность здорового жилища. Неудивительно поэтому, что в этих антигигиенических жилищах постоянно свирепствуют различные заразные болезни». Это подтверждается и данными переписи 1890 года. Самые неблагоустроенные квартиры находились, естественно, в подвалах, на первых этажах, в мансардах. Чем меньше квартира, тем менее она благоустроена. Отсутствие прихожей - довольно обычное явление. В однокомнатных квартирах не было прихожей в 92 % квартир, в 64% 2-комнатных и даже в 33 % 3-5-комнатных квартир. Входили в квартиру с черной лестницы через кухню. В конце XIX века 53 % однокомнатных квартир не имели кухни. Причем жильцам 7 % квартир было совершенно не на чем приготовить горячую пищу, остальные 46 % имели плиту в комнате или пользовались общей кухней на этаже. В двухкомнатных квартирах кухня отсутствовала в 8 % случаев, в более крупных квартирах — 2-3 %. Большинство квартир без кухни располагалось в подвальных помещениях, их число составляло 40 %, и в мансардах — 30 % от общего количества. Во многих маленьких квартирках отсутствовали печи. Отапливались жилища временными чугунными печками, хотя они были запрещены для постоянного пользования, ими официально дозволялось только временно просушивать сырые помещения. А иногда квартира отапливалась лишь единственной кухонной плитой, на которой и готовили пищу. К концу XIX века водопровод имелся только в 44 % однокомнатных и в 68 % двухкомнатных квартир. Вот такими перенаселенными, холодными, неуютными, с отсутствием элементарных удобств были маленькие 1-2-комнатные квартирки Петербурга. Ну и, конечно, прославленные Достоевским «углы». В Петербурге было 12 тысяч квартир для угловых жильцов, что составляло почти десятую часть (9,2 %) всех квартир. Единицей аренды могла выступать не только квартира или комната, но и каморка, угол, полкойки и даже треть койки. Обычно цепочка событий выглядела так: домовладелец сдавал в аренду квартиру целиком. Арендатор в этой квартире сдавал отдельные углы, в свою очередь угловые жильцы могли втиснуть к себе в угол еще одну кровать и сдавать ее холостому рабочему. А коечный жилец мог поочередно делиться своим ложем с одним или даже двумя товарищами, с которыми он работал в разные смены. Такая сложная многозвенная субаренда, как ни странно, дозволялась по существовавшим правилам, согласия домовладельца на подобное даже не требовалось. Называлось это «нанимать от жильцов». «Угол» выделялся ситцевыми занавесками. В комнате жили обыкновенно по 4 семьи, на широких семейных кроватях спали вместе с родителями и дети. Более ценились передние углы у окон, стоившие по 5 рублей. Задние углы у печки стоили по 3 рубля. Редко встречались «каморки» — небольшие помещения без окон. От основного помещения каморку отгораживала тонкая тесовая перегородка, иногда не доходившая до потолка на 1-1,5 аршина. Но даже при перегородке до потолка каморка не могла считаться комнатой из-за отсутствия в ней окна. Она представляла собой деревянный ящик (площадью 2 на 3 аршина — 1,5х2 метра), лишенный света и недоступный никакому обмену воздуха. Обычно каморки выделялись за печкой. Стоил угол-каморка от 6 до 12 рублей в месяц. В некоторых случаях и фабричный слесарь, имеющий возможность снять каморку, считался «богачом». Без права голоса В 1910-х годах в Петербурге началось долевое строительство. Создавались Товарищества постоянных квартир, члены которых покупали землю и финансировали стройку. Как правило, это были дома на Петроградской стороне, интенсивно застраивавшейся в то время. От современной долевки та прежняя имело принципиальное отличие: практически все построенные тогда дома сейчас являются архитектурными памятниками. Когда в России в период Великих реформ Александра II появилось реальное местное самоуправление, квартиронаниматели не получили права в нем участвовать. Логика состояла в том, что управлять городом должны те, кто связан с ним хозяйственными узами и имеет либо бизнес, либо недвижимость. Снимающий барскую квартиру на Невском князь или университетский профессор права голоса не имели, а малограмотный купчик средней руки избирал и избирался. Просвещенные члены общества, не знавшие еще, что «голосуй - не голосуй — все равно ...» вынуждены были покупать какие-нибудь хибары на окраине, чтобы только получить право голоса. Это досадное недоразумение исправили только в 1903 году, распространив право голоса на наиболее состоятельных квартиронанимателей, плативших квартирного налога не менее 33 рублей (то есть снимавших квартиру дороже 1000 рублей). Однако и эти граждане не были довольны своими квартирами. Перед выборами в городскую Думу в 1912 году «Петербургский листок» изображал следующий диалог двух обывателей: - Вы баллотируетесь как квартиронаниматель? - Как квартиропроклинатель: и сыро и холодно у меня! Так что жалобы на ЖКХ можно считать славной петербургской традицией. Квартиронаниматели, кстати, представляли либерально настроенных избирателей, а домовладельцы - консервативных. После октябрьской революции распределением жилплощади и взиманием квартплаты стали заниматься новые власти. Хотя окончательно недвижимость была национализирована только в августе 1918 года декретом «Об отмене права частной собственности на недвижимости в городах». (В свете вышеизложенного по-другому видится тема уплотнений в советское время. Кого уплотняли? Хозяев? Или арендаторов? И странным выглядят рассказы о том, что практически в каждой коммуналке жила бабушка-бывшая владелица квартиры. Скорее всего, эта бабушка являлась субарендатором до революции - от адм.) http://www.online812.ru/2013/06/07/009/ http://statehistory.ru/books/YUkhnyeva-E-D-_Peterburgskie-dokhodnye-doma--Ocherki-iz-istorii-byta--/16 http://к-я.рф/Portfolio/99/